Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич Бот­кин ро­дил­ся 27 мая 1865 го­да в Цар­ском Се­ле Санкт-Пе­тер­бург­ской гу­бер­нии в се­мье из­вест­но­го рус­ско­го вра­ча-те­ра­пев­та, про­фес­со­ра Ме­ди­ко-хи­рур­ги­че­ской ака­де­мии Сер­гея Пет­ро­ви­ча Бот­ки­на. Он про­ис­хо­дил из ку­пе­че­ской ди­на­стии Бот­ки­ных, пред­ста­ви­те­ли ко­то­рой от­ли­ча­лись глу­бо­кой пра­во­слав­ной ве­рой и бла­го­тво­ри­тель­но­стью, по­мо­га­ли Пра­во­слав­ной Церк­ви не толь­ко сво­и­ми сред­ства­ми, но и сво­и­ми тру­да­ми. Бла­го­да­ря ра­зум­но ор­га­ни­зо­ван­ной си­сте­ме вос­пи­та­ния в се­мье и муд­рой опе­ке ро­ди­те­лей в серд­це Ев­ге­ния уже с дет­ских лет бы­ли за­ло­же­ны мно­гие доб­ро­де­те­ли, в том чис­ле ве­ли­ко­ду­шие, скром­ность и непри­я­тие на­си­лия. Его брат Петр Сер­ге­е­вич вспо­ми­нал: «Он был бес­ко­неч­но доб­рым. Мож­но бы­ло бы ска­зать, что при­шел он в мир ра­ди лю­дей и для то­го, чтобы по­жерт­во­вать со­бой».

Ев­ге­ний по­лу­чил ос­но­ва­тель­ное до­маш­нее об­ра­зо­ва­ние, ко­то­рое поз­во­ли­ло ему в 1878 го­ду по­сту­пить сра­зу в пя­тый класс 2-й Санкт-Пе­тер­бург­ской клас­си­че­ской гим­на­зии. В 1882 го­ду Ев­ге­ний окон­чил гим­на­зию и стал сту­ден­том физи­ко-ма­те­ма­ти­че­ско­го фа­куль­те­та Санкт-Пе­тер­бург­ско­го уни­вер­си­те­та. Од­на­ко уже на сле­ду­ю­щий год, сдав эк­за­ме­ны за пер­вый курс уни­вер­си­те­та, он по­сту­пил на млад­шее от­де­ле­ние от­крыв­ше­го­ся при­го­то­ви­тель­но­го кур­са им­пе­ра­тор­ской Во­ен­но-ме­ди­цин­ской ака­де­мии. Его вы­бор ме­ди­цин­ской про­фес­сии с са­мо­го на­ча­ла но­сил осо­знан­ный и це­ле­на­прав­лен­ный ха­рак­тер. Петр Бот­кин пи­сал о Ев­ге­нии: «Про­фес­си­ей сво­ей он из­брал ме­ди­ци­ну. Это со­от­вет­ство­ва­ло его при­зва­нию: по­мо­гать, под­дер­жи­вать в тя­же­лую ми­ну­ту, об­лег­чать боль, ис­це­лять без кон­ца». В 1889 го­ду Ев­ге­ний успеш­но окон­чил ака­де­мию, по­лу­чив зва­ние ле­ка­ря с от­ли­чи­ем, и с ян­ва­ря 1890 го­да на­чал свою тру­до­вую де­я­тель­ность в Ма­ри­ин­ской боль­ни­це для бед­ных.

В 25 лет Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич Бот­кин всту­пил в брак с до­че­рью потом­ствен­но­го дво­ря­ни­на Оль­гой Вла­ди­ми­ров­ной Ма­нуй­ло­вой. В се­мье Бот­ки­ных вы­рос­ло чет­ве­ро де­тей: Дмит­рий (1894–1914), Ге­ор­гий (1895–1941), Та­тья­на (1898–1986), Глеб (1900–1969).

Од­новре­мен­но с ра­бо­той в боль­ни­це Е. С. Бот­кин за­ни­мал­ся на­у­кой, его ин­те­ре­со­ва­ли во­про­сы им­му­но­ло­гии, сущ­но­сти про­цес­са лей­ко­ци­то­за. В 1893 го­ду Е. С. Бот­кин бле­стя­ще за­щи­тил дис­сер­та­цию на сте­пень док­то­ра ме­ди­ци­ны. Через 2 го­да Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич был ко­ман­ди­ро­ван за гра­ни­цу, где про­хо­дил прак­ти­ку в ме­ди­цин­ских учре­жде­ни­ях Гей­дель­бер­га и Бер­ли­на. В 1897 го­ду Е. С. Бот­кин был удо­сто­ен зва­ния при­ват-до­цен­та по внут­рен­ним бо­лез­ням с кли­ни­кой. На сво­ей пер­вой лек­ции он ска­зал сту­ден­там о са­мом важ­ном в де­я­тель­но­сти вра­ча: «Пой­дем­те все с лю­бо­вью к боль­но­му че­ло­ве­ку, чтобы вме­сте учить­ся, как быть ему по­лез­ны­ми». Слу­же­ние ме­ди­ка Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич счи­тал ис­тин­но хри­сти­ан­ским де­ла­ни­ем, он имел ре­ли­ги­оз­ный взгляд на бо­лез­ни, ви­дел их связь с ду­шев­ным со­сто­я­ни­ем че­ло­ве­ка. В од­ном из сво­их пи­сем к сы­ну Ге­ор­гию, он вы­ра­зил свое от­но­ше­ние к про­фес­сии ме­ди­ка как к сред­ству по­зна­ния Бо­жи­ей пре­муд­ро­сти: «Глав­ный же вос­торг, ко­то­рый ис­пы­ты­ва­ешь в на­шем де­ле… за­клю­ча­ет­ся в том, что для это­го мы долж­ны все глуб­же и глуб­же про­ни­кать в по­дроб­но­сти и тай­ны тво­ре­ний Бо­га, при­чем невоз­мож­но не на­сла­ждать­ся их це­ле­со­об­раз­но­стью и гар­мо­ни­ей и Его выс­шей муд­ро­стью».

С 1897 го­да Е. С. Бот­кин на­чал свою вра­чеб­ную де­я­тель­ность в об­щи­нах се­стер ми­ло­сер­дия Рос­сий­ско­го Об­ще­ства Крас­но­го Кре­ста. 19 но­яб­ря 1897 го­да он стал вра­чом в Свя­то-Тро­иц­кой об­щине се­стер ми­ло­сер­дия, а с 1 ян­ва­ря 1899 го­да стал так­же глав­ным вра­чом Санкт-Пе­тер­бург­ской об­щи­ны се­стер ми­ло­сер­дия в честь свя­то­го Ге­ор­гия. Глав­ны­ми па­ци­ен­та­ми об­щи­ны свя­то­го Ге­ор­гия яв­ля­лись лю­ди из бед­ней­ших сло­ев об­ще­ства, од­на­ко вра­чи и об­слу­жи­ва­ю­щий пер­со­нал под­би­ра­лись в ней с осо­бен­ной тща­тель­но­стью. Неко­то­рые жен­щи­ны выс­ше­го со­сло­вия тру­ди­лись там про­сты­ми мед­сест­ра­ми на об­щих ос­но­ва­ни­ях и счи­та­ли по­чет­ным для се­бя это за­ня­тие. Сре­ди со­труд­ни­ков ца­ри­ло та­кое во­оду­шев­ле­ние, та­кое же­ла­ние по­мо­гать страж­ду­щим лю­дям, что ге­ор­ги­ев­цев срав­ни­ва­ли ино­гда с пер­во­хри­сти­ан­ской об­щи­ной. Тот факт, что Ев­ге­ния Сер­ге­е­ви­ча при­ня­ли ра­бо­тать в это «об­раз­цо­вое учре­жде­ние», сви­де­тель­ство­вал не толь­ко о его воз­рос­шем ав­то­ри­те­те как вра­ча, но и о его хри­сти­ан­ских доб­ро­де­те­лях и доб­ро­по­ря­доч­ной жиз­ни. Долж­ность глав­но­го вра­ча об­щи­ны мог­ла быть до­ве­ре­на толь­ко вы­со­ко­нрав­ствен­но­му и ве­ру­ю­ще­му че­ло­ве­ку.

В 1904 го­ду на­ча­лась рус­ско-япон­ская вой­на, и Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич, оста­вив же­ну и чет­ве­рых ма­лень­ких де­тей (стар­ше­му бы­ло в то вре­мя де­сять лет, млад­ше­му – че­ты­ре го­да), доб­ро­воль­цем от­пра­вил­ся на Даль­ний Во­сток. 2 фев­ра­ля 1904 го­да по­ста­нов­ле­ни­ем Глав­но­го управ­ле­ния Рос­сий­ско­го Об­ще­ства Крас­но­го Кре­ста он был на­зна­чен по­мощ­ни­ком Глав­но­упол­но­мо­чен­но­го при дей­ству­ю­щих ар­ми­ях по ме­ди­цин­ской ча­сти. За­ни­мая эту до­ста­точ­но вы­со­кую адми­ни­стра­тив­ную долж­ность, док­тор Бот­кин ча­сто на­хо­дил­ся на пе­ре­до­вых по­зи­ци­ях. Во вре­мя вой­ны Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич не толь­ко по­ка­зал се­бя пре­крас­ным вра­чом, но и про­явил лич­ные храб­рость и му­же­ство. Он на­пи­сал с фрон­та мно­же­ство пи­сем, из ко­то­рых со­ста­ви­лась це­лая кни­га – «Свет и те­ни рус­ско-япон­ской вой­ны 1904–1905 го­дов» Эта кни­га вско­ре бы­ла опуб­ли­ко­ва­на, и мно­гие, про­чи­тав ее, от­кры­ли для се­бя но­вые сто­ро­ны пе­тер­бург­ско­го вра­ча: его хри­сти­ан­ское, лю­бя­щее, без­гра­нич­но со­стра­да­тель­ное серд­це и непо­ко­ле­би­мую ве­ру в Бо­га. Им­пе­ра­три­ца Алек­сандра Фе­о­до­ров­на, про­чи­тав кни­гу Бот­ки­на, по­же­ла­ла, чтобы Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич стал лич­ным док­то­ром Цар­ской се­мьи. В пас­халь­ное вос­кре­се­нье, 13 ап­ре­ля 1908 го­да, им­пе­ра­тор Ни­ко­лай II под­пи­сал указ о на­зна­че­нии док­то­ра Бот­ки­на лейб-ме­ди­ком Вы­со­чай­ше­го дво­ра.

Те­перь, по­сле но­во­го на­зна­че­ния, Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич дол­жен был по­сто­ян­но на­хо­дить­ся при им­пе­ра­то­ре и чле­нах его се­мьи, его служ­ба при цар­ском дво­ре про­те­ка­ла без вы­ход­ных дней и от­пус­ков. Вы­со­кая долж­ность и бли­зость к Цар­ской се­мье не из­ме­ни­ли ха­рак­те­ра Е. С. Бот­ки­на. Он оста­вал­ся та­ким же доб­рым и вни­ма­тель­ным к ближ­ним, ка­ким был и рань­ше.

Ко­гда на­ча­лась Пер­вая ми­ро­вая вой­на, Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич об­ра­тил­ся с прось­бой к го­су­да­рю на­пра­вить его на фронт для ре­ор­га­ни­за­ции са­ни­тар­ной служ­бы. Од­на­ко им­пе­ра­тор по­ру­чил ему оста­вать­ся при го­су­да­рыне и де­тях в Цар­ском Се­ле, где их ста­ра­ни­я­ми ста­ли от­кры­вать­ся ла­за­ре­ты. У се­бя до­ма в Цар­ском Се­ле Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич так­же устро­ил ла­за­рет для лег­ко ра­не­ных, ко­то­рый по­се­ща­ла им­пе­ра­три­ца с до­че­ря­ми.

В фев­ра­ле 1917 го­да в Рос­сии про­изо­шла ре­во­лю­ция. 2 мар­та го­су­дарь под­пи­сал Ма­ни­фест об от­ре­че­нии от пре­сто­ла. Цар­ская се­мья бы­ла аре­сто­ва­на и за­клю­че­на под стра­жу в Алек­сан­дров­ском двор­це. Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич не оста­вил сво­их цар­ствен­ных па­ци­ен­тов: он доб­ро­воль­но ре­шил на­хо­дить­ся с ни­ми, несмот­ря на то, что долж­ность его бы­ла упразд­не­на, и ему пе­ре­ста­ли вы­пла­чи­вать жа­ло­ва­нье. В это вре­мя Бот­кин стал для цар­ствен­ных уз­ни­ков боль­ше, чем дру­гом: он взял на се­бя обя­зан­ность был по­сред­ни­ком меж­ду им­пе­ра­тор­ской се­мьей и ко­мис­са­ра­ми, хо­да­тай­ствуя обо всех их нуж­дах.

Ко­гда Цар­скую се­мью бы­ло ре­ше­но пе­ре­вез­ти в То­больск, док­тор Бот­кин ока­зал­ся сре­ди немно­гих при­бли­жен­ных, ко­то­рые доб­ро­воль­но по­сле­до­ва­ли за го­су­да­рем в ссыл­ку. Пись­ма док­то­ра Бот­ки­на из То­боль­ска по­ра­жа­ют сво­им под­лин­но хри­сти­ан­ским на­стро­е­ни­ем: ни сло­ва ро­по­та, осуж­де­ния, недо­воль­ства или оби­ды, но бла­го­ду­шие и да­же ра­дость. Ис­точ­ни­ком это­го бла­го­ду­шия бы­ла твер­дая ве­ра во все­бла­гой Про­мысл Бо­жий: «Под­дер­жи­ва­ет толь­ко мо­лит­ва и го­ря­чее без­гра­нич­ное упо­ва­ние на ми­лость Бо­жию, неиз­мен­но на­шим Небес­ным От­цом на нас из­ли­ва­е­мую». В это вре­мя он про­дол­жал вы­пол­нять свои обя­зан­но­сти: ле­чил не толь­ко чле­нов Цар­ской се­мьи, но и про­стых го­ро­жан. Уче­ный, мно­го лет об­щав­ший­ся с на­уч­ной, ме­ди­цин­ской, адми­ни­стра­тив­ной эли­той Рос­сии, он сми­рен­но слу­жил, как зем­ский или го­род­ской врач, про­стым кре­стья­нам, сол­да­там, ра­бо­чим.

В ап­ре­ле 1918 го­да док­тор Бот­кин вы­звал­ся со­про­вож­дать цар­скую че­ту в Ека­те­рин­бург, оста­вив в То­боль­ске сво­их род­ных де­тей, ко­то­рых го­ря­чо и неж­но лю­бил. В Ека­те­рин­бур­ге боль­ше­ви­ки сно­ва пред­ло­жи­ли слу­гам по­ки­нуть аре­сто­ван­ных, но все от­ка­за­лись. Че­кист И. Ро­дзин­ский со­об­щал: «Во­об­ще од­но вре­мя по­сле пе­ре­во­да в Ека­те­рин­бург бы­ла мысль от­де­лить от них всех, в част­но­сти да­же до­че­рям пред­ла­га­ли уехать. Но все от­ка­за­лись. Бот­ки­ну пред­ла­га­ли. Он за­явил, что хо­чет раз­де­лить участь се­мьи. И от­ка­зал­ся».

В ночь с 16 на 17 июля 1918 го­да Цар­ская се­мья, их при­бли­жен­ные, в том чис­ле и док­тор Бот­кин, бы­ли рас­стре­ля­ны в под­ва­ле до­ма Ипа­тье­ва.

За несколь­ко лет до сво­ей кон­чи­ны Ев­ге­ний Сер­ге­е­вич по­лу­чил ти­тул потом­ствен­но­го дво­ря­ни­на. Для сво­е­го гер­ба он вы­брал де­виз: «Ве­рою, вер­но­стью, тру­дом». В этих сло­вах как бы скон­цен­три­ро­ва­лись все жиз­нен­ные иде­а­лы и устрем­ле­ния док­то­ра Бот­ки­на. Глу­бо­кое внут­рен­нее бла­го­че­стие, са­мое глав­ное – жерт­вен­ное слу­же­ние ближ­не­му, непо­ко­ле­би­мая пре­дан­ность Цар­ской се­мье и вер­ность Бо­гу и Его за­по­ве­дям во всех об­сто­я­тель­ствах, вер­ность до смер­ти. Та­кую вер­ность Гос­подь при­ем­лет как чи­стую жерт­ву и да­ет за нее выс­шую, небес­ную на­гра­ду: Будь ве­рен до смер­ти, и дам те­бе ве­нец жиз­ни (Откр.2:10).

Источник: https://azbyka.ru

30 лет со дня принятия закона о психиатрической помощи.

В Российской Федерации закон о психиатрической помощи, называющийся Законом Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании», был принят 2 июля 1992 года и получил номер 3185-1.

Тридцать лет назад в СССР было официально прекращено использование карательной психиатрии. Исследователь психопатологии Виталий Аширов рассказывает об истории и правовых последствиях этого явления.

Амбивалентность и нестабильность всего, связанного с правоприменительной практикой в области психических заболеваний, отсутствие однозначных формулировок понятия «душевнобольной», несогласованность между критериями того или иного психического расстройства в различных странах — все это было основой для создания карательной психиатрии.

Понятие это можно трактовать расширительно — как систему подавления несогласных с политическим режимом (в СССР), как средство содействия коррупции провластных органов (во Франции), как средство оправдания геноцида (в Германии).

Принято считать, что одним из кульминационных событий Перестройки, ставшим иллюстрацией решительного и принципиального перехода страны в русло международных норм права, стала разработка в 1988 году «Положения об условиях и порядке оказания психиатрической помощи». В 1992 году на его основе был принят закон «О психиатрической помощи…», который призван положить конец использованию медицины в противоправных целях.

Был ли этот феномен специфически советским явлением? И можно ли считать тему карательной психиатрии окончательно закрытой? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, углубимся в исторический контекст.

Власть и медицина

Философ и социолог Мишель Фуко писал, что психиатрические лечебницы наряду с тюрьмами изначально являлись инструментами социального контроля. Часто заболевание измысливалось задним числом для того, чтобы поддерживать и стабилизировать социальный порядок. Даже если он противоправный.

Так, в середине 19 века американский врач Самуэль Картрайт придумал болезнь, которая якобы поражала только чернокожих рабов. Драпетомания (от др.-греч. δραπέτης (drapetes, «беглый [раб]») + μανία (mania, «безумие»)) — навязчивое стремление «сбежать из рабства». Несмотря на всю кажущуюся сегодня комичность этого диагноза, он был успешно встроен в законодательную базу и нередко применялся. «Заболевших» рабов предписывалось пороть. Также проводилась ампутация пальцев на ногах.

Первый случай применения карательной психиатрии в Российской империи зафиксирован в 1836 году. Писатель и публицист Петр Чаадаев открыто выступил против монархической концепции «официальной народности», за что был объявлен душевнобольным. Его посадили под домашний арест. Друзья отвернулись от Чаадаева. Позже, когда он был уже официально назван здоровым (если не станет писать против власти), до самого конца жизни знакомые смотрели на писателя, как на опасного сумасшедшего.

Власть ощутила, что психиатрия — идеальное средство давления и контроля. Масштабные преступления самых разных государств, совершенные в ХХ веке, дали широко развернуться и этому страшному средству.

В Германии с 1933 года действовал «Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями», один из авторов его — психиатр Эрнст Рюдин. Полмиллиона человек были насильственно стерилизованы, многие из них умерли. В Рейхе возникла программа эвтаназии «неполноценных» — «Т-4», подписанная Гитлером. К неполноценным, в частности, причислялись люди с отклонениями в психике.

Начиная с 50-х годов прошлого века, в Америке существовал секретный проект ЦРУ «МК Ультра». Он был санкционирован правительством и призван найти способы стирания памяти у нежелательных лиц, а также перестройки личности у них же.

С этой целью психиатр Дональд Камерон проводил опыты над гражданами, обратившимися в его институт с жалобами на незначительные проблемы — депрессию и нервозность. Он использовал тяжелые психотропные препараты и шоковую терапию, приводил пациентов в состояние невменяемости и проделывал жестокие опыты. Например, привязывал и заставлял в течение нескольких месяцев непрерывно прослушивать одну и ту же короткую запись на магнитофоне. Результатом программы стало руководство по допросу для контрразведок.

Громким случаем на Западе, связанным с вовлечением психиатрии в коррупционную деятельность, было дело «сирот Дюплесси». Во французской провинции Квебек в сороковые годы ХХ века приюты для детей были сплошь переименованы в психлечебницы по той причине, что в таком случае государственные дотации удваивались.

Простым росчерком пера 20 тысяч здоровых детей объявили больными. Они потеряли все права, над ними проводились бесчеловечные опыты, они пережили моральное и физическое насилие. Впоследствии с подачи журналистки Жаннет Бертран раскрутился резонансный процесс. Выжившие объединились в комитеты взаимопомощи и добились компенсации от государства.

Карательная психиатрия в Союзе

Революционные события начала ХХ века в России стали основой для создания конкретных законов, применяющих психиатрию в политических целях.

Захватив власть, большевики, дабы показать всему миру себя как можно более справедливыми, использовали для заключения врагов под стражу психиатрические больницы. Дескать, мы даже в тюрьму не сажаем преступников, мы их излечиваем.

К немногочисленным нормативным документам относилась инструкция от 23 июля 1918 года «О лишении свободы как о мере наказания и о порядке отбывания такового», где психиатрические больницы назывались «карательно-лечебными» заведениями. Именно туда в 1919 году попала революционерка и эсерка Мария Спиридонова.

В 1939 году в казанской больнице сформировали особое отделение для политических. Впрочем, пока еще было нельзя говорить о систематической борьбе с инакомыслящими при помощи психиатрии. Это началось позже.

«Больные» были упрятаны подальше от социума. К ним практически не применялось медикаментозное лечение из-за нехватки необходимых препаратов. Однако имеются свидетельства, что в стенах лечебниц царил голод. Ежедневно умирали десятки человек. Серьезная законодательная база, необходимая для регулирования этих вопросов, к тому времени не была создана.

Только в 1948-ом и 1954-ом принимаются инструкции, регулирующие правовые проблемы, связанные с принудительным лечением. Соответственно, ужесточаются формулировки и усиливается давление.

И все же в 1956 году произошел прецедент любопытного применения демократической правовой процедуры. Бывшие пациенты ЛТПБ Писарев, Конопаткин, Сускин обратились с жалобой в ЦК на неправомочное заключение в больницу. Образовалась комиссия для проверки фактов. Вскрылись случаи злоупотребления властью, и оказалось, что большинство узников ТПБ — жертвы репрессий.

Комиссия обнаружила, что после смерти Сталина началась массовая выписка «политических» по причине резкого улучшения психического состояния. Но впоследствии новое правительство не захотело идти слишком далеко в направлении демократизации. Разоблачения так и остались на бумаге. Комиссию разогнали.

В 1960 году принят новый УК РСФСР, где, в связи с «полной и окончательной» победой социализма, убрана классовая терминология. Принудительные меры медицинского характера теперь регулировались статьями 11, 58-61 УК РСФСР, а также 403-413 УПК РСФСР. Основной статьей была 58-я.

В советских законах имелись большие недоработки и противоречия. Стоит отметить, что в статье 190 УПК, где описывался порядок экспертизы, указывалось, что «Следователь вправе присутствовать» при экспертизе. Но юридически присутствие следователя недопустимо, потому что может являться формой давления на экспертов.

В статье 184 УПК РСФСР говорилось, что «Постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы и заключение экспертов не объявляются обвиняемому, если его психическое состояние делает это невозможным». Данная статья нарушала шестой параграф Всеобщей декларации прав человека: «Каждый человек, где бы он ни находился, имеет право на признание его правосубъектности».

В статье 185 УПК РСФСР говорилось, что любой обвиняемый имеет право «Заявить отвод эксперту». Однако — и в этом заключалось противоречие — он мог не знать о назначении экспертизы и, соответственно, не мог в полной мере реализовать права.

Власть давила на экспертов законодательно. Так, эксперт не мог избежать дачи заключения (78 и 82 статьи УПК РСФСР), иначе ему грозил реальный срок.

В 1961 году появилась «инструкция по неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность». Любой больной мог при помощи милиции быть госпитализирован. Причем согласия родственников не требовалось.

Интересно, что до принятия нового кодекса имелась 148-я статья: «Помещение в больницу для душевнобольных заведомо здорового человека из корыстных или личных целей — лишение свободы на срок до трех лет». В 1960-ом году ее убрали.

Диссидентам, как правило, ставили один из двух диагнозов — сутяжно-паранойяльное развитие личности и вялотекущая шизофрения. В мировой психиатрической практике того времени эти диагнозы имели место быть, но относились к трудноопределимым и смутным по внутреннему содержанию.

Выйти из стен психиатрического заведения было непросто — время заключения не оговаривалось и являлось практически пожизненным. В случае освобождения на человеке оставалось позорное клеймо. Жертвой неправомочного использования психиатрии стала интеллигенция — писатели, математики, правозащитники. Наталья Горбаневская, Александр Есенин-Вольпин, Виктор Файнберг, Валерия Новодворская и другие.

О чудовищных условиях содержания таких пациентов и о варварских методах «лечения» имеется немало свидетельств. Младший персонал больниц состоял из бывших уголовных заключенных. Они нередко избивали своих подопечных. Доктора ставили на больных медицинские эксперименты и применяли жестокие и бесплодные методы, от которых постепенно отказывались на Западе. Электрошоковая терапия, болезненные инъекции сульфозина, инсулиновая кома, гигантские дозы нейролептиков — только некоторые из них.

Литератор Юрий Ветохин, ставший жертвой репрессий, красочно описывает пытки инсулином: «Введенный в организм голодного человека (утром нам умышленно не давали есть) инсулин уничтожает запасы сахара, накопленные в организме, и мозг остается без питания. Человек теряет сознание и медленно умирает. Нас заставляли умирать ежедневно с 8 утра до 12 дня. Какие необратимые органические изменения происходили в организме во время этого медленного умирания, какие части и какие функции мозга безвозвратно гибли — никто не знает, и никто из врачей этим не интересовался. Я слышал о том, что инсулиновые шоки убивали самые деликатные и самые тонкие функции мозга: воображение, изобретательность, поэтичность».

Всемирная психиатрическая ассоциация, с шестидесятых годов осведомленная о карательной психиатрии в СССР, способствовала тому, чтобы Всесоюзное научное общество невропатологов и психиатров в 1983 году вышло из ее состава.

Современность

Отношения советской и западной психиатрии стали налаживаться только в период перестройки. ВПА выдвинула условия принятия в ряды мирового сообщества новой советской организации, которая называлась Независимая психиатрическая ассоциация. В перечень условий входило признание использования психиатрии в политических целях. Также необходимо было принять новый закон, регулирующий деятельность данной сферы медицины.

В 1992 году такой закон был принят («Закон о психиатрической помощи…», вступил в силу в 1993 году). Заодно постановлением правительства РФ от 16 марта 1992 года реабилитировали часть пострадавших от репрессий. Жертвам стали выплачивать денежную компенсацию за каждый месяц в ТПБ. В ведение Минздрава были переданы психиатрические спецбольницы МВД СССР. Более миллиона человек были сняты с учета. Из УК РСФСР изъяли статьи 70 и 1901, предусматривающие наказание за антисоветскую пропаганду.

Нет никаких правовых оснований считать, что сегодня в России применяются методы карательной психиатрии (доказательством чему служит хотя бы отсутствие соответствующих исков, удовлетворенных ЕСПЧ). Наоборот, печальный исторический опыт позволил выработать в нашей стране иммунитет к любым спорным с правовой точки зрения практикам, касающимся здоровья граждан. В России запрещены какие бы то ни было эксперименты по воздействую на психическое или физическое здоровье граждан, чем мы выгодно отличаемся сегодня от большинства даже цивилизованных стран мира.

Источник: https:rapsinews.ru